Она пропустила его реплику мимо ушей.

– Я принесла вам немного коричневого соуса для картофеля. Положить на край тарелки?

– Я вижу все твои выпуклости.

– Или лучше тертого сыра?

– Через твою майку. Прекрасно вижу. Ты что, решила меня соблазнить?

– Мистер Поттисворт, если вы не прекратите безобразничать, я больше не буду приносить вам обед. Никогда. И перестаньте глазеть на мои… выпуклости. Сейчас же.

– Тогда не смей надевать просвечивающие бюстгальтеры. Вот в мое время уважающие себя женщины носили сорочки. Да-да, сорочки из тонкого хлопка. – Он приподнялся на подушках, артритные руки задвигались в такт воспоминаниям. – Правда, какое-никакое, а удовольствие я тебе обещаю.

Лора Маккарти повернулась спиной к старику и сосчитала до десяти. Она исподтишка осмотрела футболку, пытаясь понять, действительно ли из-под нее так хорошо виден лифчик. На прошлой неделе старик сообщил ей, что у него ухудшается зрение.

– Ты прислала мне ланч с этим своим мальчишкой. Так из него словечка было не вытянуть.

Старик принялся за еду. И комната сразу наполнилась чмокающими звуками, словно где-то рядом засорилась канализация.

– Ну, подростки не слишком-то разговорчивы.

– Грубиян. Вот он кто. Ты должна ему сказать.

– Непременно, – ответила она.

Она кружила по комнате, составляя стаканы и кружки на пустой поднос.

– Днем мне бывает так одиноко. Разве что Байрон приходит после ланча, но он только и умеет, что трендеть о своих треклятых живых изгородях и кроликах.

– Я ведь уже говорила, что к вам могут приходить из социальной службы. Ну, прибирались бы тут чуть-чуть, болтали бы с вами. Хоть каждый день, если захотите.

– Социальная служба, – скривился он, тонкая струйка соуса потекла у него по подбородку. – Не хочу, чтобы эти прохиндеи совали нос в мои дела.

– Как вам будет угодно.

– Тебе не понять, я ведь один как перст, а это так тяжело… – завел он свою шарманку, и Лора стала привычно думать о своем.

Она наизусть знала весь длинный перечень его невзгод: никто не понимает, как невыносимо жить без семьи, быть прикованным к постели и совершенно беспомощным, отданным на милость чужих людей… Она столько раз слышала вариации на данную тему, что могла продолжить за него сию пространную речь.

– Ведь у такого несчастного старика, как я, никого нет, только ты да Мэтт. И некому передать все свое, лично мне давно не нужное добро… Ты даже не представляешь, как тяжело быть таким одиноким. – Он перешел на шепот и, казалось, вот-вот расплачется.

Она сразу смягчилась:

– Я уже говорила вам: вы не одиноки. По крайней мере, пока мы живем по соседству.

– Вы не останетесь обделенными, когда меня не станет. Ты ведь знаешь, да? Та мебель, что в амбаре, после моей смерти будет вашей.

– Мистер Поттисворт, вы не должны так говорить.

– И это еще не все, ведь я человек слова. И я не забуду, что вы делали для меня все эти годы. – Он покосился на поднос. – Это что, мой рисовый пудинг?

– Нет, это чудесная яблочная шарлотка.

Старик положил нож и вилку:

– Но сегодня же вторник.

– Ну, я решила сделать шарлотку. У меня закончился рис для пудинга, а съездить в супермаркет так и не удалось.

– Не люблю шарлотку.

– Нет любите.

– Спорим, ты здорово порезвилась в моем яблоневом саду. – (Лора сделала глубокий вдох.) – Ты только прикидываешься такой славной. И вообще, постоянно врешь, чтобы заполучить то, чего действительно хочешь.

– Я купила яблоки в супермаркете, – процедила Лора сквозь стиснутые зубы.

– Ты же сама говорила, что тебе было туда не выбраться.

– Я купила их три дня назад.

– Тогда ума не приложу, почему ты не могла при этом купить немного риса для пудинга. Представляю, что думает о тебе твой муженек. Похоже, ты ублажаешь его совсем другим способом. – Он похотливо ухмыльнулся мокрыми губами, и она на секунду увидела его челюсти, впившиеся в куриную запеканку.

К приходу мужа Лора уже успела закончить с мытьем посуды и теперь стояла за гладильной доской, яростно отпаривая и разглаживая воротнички и манжеты его рубашек.

– Все в порядке, любимая? – Мэтт Маккарти наклонился поцеловать жену и сразу заметил ее пылающие щеки, упрямо выдвинутый вперед подбородок.

– Нет, ничего, черт возьми, не в порядке! С меня довольно.

Он снял рабочую куртку с отвисшими от инструментов карманами и небрежно бросил на спинку стула. Мэтт очень устал, и мысль о том, что ему предстоит утихомиривать Лору, приводила его в крайнее раздражение.

– Мистер Пи пялился на ее сиськи, – ухмыльнулся Энтони.

Сын сидел, положив ноги на кофейный столик, и отец, проходя мимо, небрежно спихнул их рукой.

– Он что, и вправду это делал? – напрягся Мэтт. – Придется сходить к нему, сказать пару ласковых…

Лора в сердцах шваркнула утюгом:

– Да сядь ты, не мельтеши, ради всего святого! Ты же его знаешь. В любом случае дело в другом. Он гоняет меня туда-сюда, словно свою личную прислугу. Каждый божий день. И на сей раз я сыта по горло. Реально сыта.

Поняв, что старик от нее не отстанет, она вернулась домой за консервированным рисовым пудингом и, чертыхаясь про себя, снова прошла через лес к большому дому с миской, накрытой чайным полотенцем.

– Холодный, – заявил он, потрогав пудинг пальцем.

– А вот и нет. Я разогрела его буквально десять минут назад.

– Холодный.

– Ну, мистер Поттисворт, если приходится носить еду из другого дома, то странно рассчитывать, что она будет с пылу с жару.

Он неодобрительно поджал губы с брюзгливой миной:

– Все, ничего не нужно. Нет аппетита. – Он сверкнул на Лору глазами. От его внимания не ускользнуло, что у нее дергается щека. А она тем временем на секунду задалась вопросом, можно ли убить человека кухонным подносом и десертной ложкой. – Оставь пудинг здесь. Возможно, я съем его позже. – Он скрестил на груди тощие руки. – Когда не будет другого выхода.

– Мама говорит, что собирается позвонить в социальную службу, – сказал Энтони. – Думает, они с ним справятся.

У Мэтта, который уже успел устроиться на диване рядом с сыном, в голове раздался сигнал тревоги.

– Не глупи. Они сразу определят его в богадельню.

– Ну и что с того? Пусть кто-нибудь другой с ним возится, проверяет его несуществующие пролежни, стирает ему простыни и кормит с ложечки по два раза в день. Очень хорошо!

Мэтт, почувствовав внезапный прилив сил, сразу вскочил на ноги:

– У него ведь нет денег. Ни хрена. Они заставят его отписать им дом, чтобы оплатить их услуги, разве нет? Женщина, включи голову!

Лора резко развернулась к нему. Она была красивой женщиной, стройной и в свои почти сорок весьма проворной, однако сейчас ее лицо, перекошенное и раскрасневшееся, стало точь-в-точь как у обиженного ребенка.

– А мне плевать! Повторяю, Мэтт, я сыта по горло.

Он быстро шагнул к ней и обнял:

– Да ладно тебе, крошка. Не сегодня завтра он окочурится.

– Девять лет, Мэтт, – уткнувшись ему в грудь, сказала она. – Девять лет я была у него на побегушках. Когда мы здесь поселились, ты утверждал, что он не протянет и года.

– И подумай обо всех этих чудесных акрах, об огороженном саде, о конюшне. Подумай о прекрасной столовой, которую ты так хочешь. Подумай о нас, счастливой семье, на пороге этого дома. – Он дал волю фантазии, пытаясь разбудить ее воображение. – Ну послушай же, старый греховодник прикован к постели. Тает не по дням, а по часам. Он точно долго не протянет, разве нет? А кто у него еще есть, кроме нас? – Мэтт чмокнул жену в макушку. – Кредит мы получим, и я уже попросил Свена сделать чертежи перепланировки. Если хочешь, я тебе потом покажу.

– Ну вот, мама. Раз такое дело, можешь демонстрировать ему изредка свои сиськи. Убудет от тебя, что ли? – хихикнул Энтони, но сразу заткнулся, получив по уху только что выстиранной футболкой.

– Ну еще немножечко, – вкрадчиво произнес Мэтт. – Да ладно тебе, любимая. Походи к нему еще чуток, а?