Внезапно ночную тишину нарушил звонок мобильника, и Байрон, свистнув Элси, которая послушно уселась у его ног, достал телефон из кармана.

– Байрон. – Мэтт считал ниже своего достоинства представляться, словно считал, будто имеет право распоряжаться Байроном в любое время дня и ночи.

– Да?

– Ты закончил со столбами?

– Да, – потерев шею, ответил Байрон.

– Хорошо. Тогда завтра поможешь мне разобрать пол в столовой Испанского дома.

Байрон на секунду задумался.

– В столовой? Но ведь во всем доме только эта комната в более-менее приличном состоянии.

Недаром в деревне любили шутить, что у Поттисворта единственная целая комната – именно та, которой он не пользовался годами.

После многозначительной паузы в трубке снова раздался голос Мэтта:

– Интересно, а с чего ты это взял?

– Ну, когда я там бывал…

– Байрон, кто у нас строитель? Ты или я? Ты что, так хорошо разбираешься в сухой гнили? Досконально изучил вопрос, когда бывал в доме?

– Нет.

– Жду тебя там завтра в восемь тридцать. И когда мне в следующий раз понадобится твой совет по ремонтным работам, я непременно его попрошу.

В лесу, куда не попадал узкий луч фонаря, было не видно ни зги. Кромешная тьма.

– Вы босс, – сказал Байрон.

Он захлопнул телефон, засунул его в карман и, тяжело ступая, зашагал в чащобу.

9

Китти сидела в жестяной ванне, подтянув коленки к груди и откинув голову на сложенное ручное полотенце, которое пристроила сзади. Полотенце уже успело насквозь промокнуть, но это был единственный способ расслабиться, не свернув себе шеи. А еще надо было подбирать ноги, чтобы они не свешивались с края ванны, нарушая циркуляцию крови. На полу лежал кипятильник, чтобы подогревать моментально остывавшую воду и не трястись от холода все двадцать минут, пока моешься. Мама ругала ее почем зря, говоря, что, учитывая состояние дома, не ровен час – и она убьется электрическим током, но, по мнению Китти, игра стоила свеч.

Услышав шум мотора за окном, девочка поняла: пора приступать к утомительной процедуре сливания воды, поскольку жестяная ванна была, естественно, наполнена до краев. А еще она не слишком доверяла сливному отверстию; более того, необходимость ломать спину, осторожно наклоняя жестяную ванну над чугунной, отбивала всякое желание наполнять ее снова. Внизу послышался голос Мэтта, и Китти поспешно завернулась в полотенце. Мэтт что-то там говорил насчет завтрака, просил маму сварить кофе, смеялся шуткам, которые Китти не расслышала.

Людям, как правило, не слишком нравилось присутствие в доме строителей. Китти прекрасно помнила, как матери некоторых учеников в ее прежней школе жаловались на пыль и грязь, на цены и общий разгром. По их словам, это было суровое испытание, которое очень сложно пережить. Типа хирургической операции.

И вот прошло уже десять дней с начала ремонта в их доме, но, несмотря на хаос, опасную для жизни раскуроченную лестницу, оглушительный стук молотков и надрывный треск отрываемых балок или половиц, Китти была в восторге от происходящего. Она радовалась возможности снова оказаться в окружении людей, так как ей до смерти надоело общество только мамы, вечно где-то витавшей, или Тьерри, из которого в любом случае вообще слова не вытянуть.

Мэтт Маккарти болтал с ней, как со взрослой, а его сына она знала по школе. Она стеснялась заходить в комнату, когда там был Энтони, поскольку в его присутствии краснела и терялась. Ей ужасно не хватало старых подруг: уж они бы точно сказали, действительно ли он такой привлекательный, или это просто ее пустые фантазии.

Когда Мэтт впервые пришел вместе с сыном, Китти было безумно неловко за этот жуткий дом, ведь он мог подумать, будто они так жили всегда. Ей хотелось сказать: «Знаешь, а ведь раньше мы жили в нормальном доме. С холодильником». Мама держала скоропортящиеся продукты в маленьких корзиночках за кухонным окном, на каменном козырьке, чтобы до них не добрались лисы, а фрукты – в сетках для апельсинов, подальше от мышей. С одной стороны, Китти это даже нравилось, потому что снаружи их дом напоминал этакий домик-пряник, а с другой – она чувствовала себя униженной. Ведь кто, кроме них, вывешивает продукты за окно? А еще она боялась, что Энтони растрезвонит обо всем в школе и над ней будут смеяться, но он, слава богу, держал язык за зубами.

А на прошлой неделе Мэтт, узнав, что они учатся в одной школе, сказал:

– Сынок, почему бы тебе как-нибудь не пригласить Китти погулять? Ты мог бы свозить ее в город, показать местные красоты.

Вот так запросто. Словно само собой разумеющееся. Энтони пожал плечами, типа пожалуйста, хотя она вовсе не была уверена, действительно ли он не против или просто боится перечить отцу.

– Спорим, после Лондона жизнь здесь тебе кажется немного тусклой, – сказал Мэтт, когда она принесла им по кружке чая, словно считал, будто она только и делала, что ходила по клубам или вроде того.

Энтони удивленно поднял брови, в очередной раз вогнав Китти в краску.

Байрон, которого она видела только первые два дня, поскольку потом он больше не приходил, занявшись своими обычными делами, практически не открывал рта. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке, точно не привык сидеть в четырех стенах. Ростом даже повыше Мэтта, Байрон обладал вполне привлекательной внешностью, однако почему-то никогда не смотрел в глаза собеседнику.

– Байрон у нас известный трепач. Верно, приятель? – обычно шутил Мэтт, но Байрон явно не находил шутку смешной.

Мама по-прежнему была точно натянутая струна. Ей не нравилось, что у строителей вечно работало радио. И вообще, она не любила поп-музыку, а папа в свое время утверждал, что поп-музыка сродни загрязнению атмосферы, но мама не решалась попросить их убавить звук. Маме пришлось переехать из хозяйской спальни, нуждавшейся в серьезной перестройке, в крошечную комнату, и репетировать она теперь уходила на крышу – единственное место, где, по ее словам, было тихо. И когда до Китти доносилась сверху мамина музыка, а снизу – радио Мэтта Маккарти, девочке казалось, будто между взрослыми идет своеобразное соревнование.

Тьерри, казалось, ничего не замечал. После школы он до вечера пропадал в лесу, и мама велела оставить его в покое. Китти попыталась было припереть Тьерри к стенке, чтобы выяснить, чем он там занимается, но брат просто-напросто передернул плечами. И Китти наконец поняла, почему папу с мамой всегда раздражал этот его жест.

А этажом выше Мэтт Маккарти развернул чертежи дома, которые Свен сделал для него еще восемнадцать месяцев назад, и поднес их поближе к окну на лестничной площадке, пытаясь решить, использование каких именно деталей тщательно продуманной реновации будет оправданно. Некоторые вещи, типа расширения задней части дома, были на данный момент невозможны, но другие, например перенос ванны, переделка хозяйской спальни и замена окон на верхнем этаже, вполне вписывались в текущие ремонтные работы. Что-либо начинать на кухне, пока не получено согласие на расширение дома, было абсолютно бессмысленно, но у него и без конструктивных изменений хватало дел. Ведь, если серьезно, фронт ремонтных работ, причем работ масштабных, и так займет несколько месяцев.

Он вдохнул знакомый запах старого дома, внезапно почувствовав благодарность судьбе за такой поворот событий. Работать здесь – одно удовольствие. В этих ветхих стенах он снова ощутил себя хозяином жизни, а также всего того, что у него увели прямо из-под носа.

Он скрутил чертежи, осторожно положил их в картонный тубус и, увидев на верхней ступеньке Байрона, поспешно убрал тубус в вещевой мешок. Для человека такой крупной комплекции Байрон двигался слишком уж бесшумно, на взгляд Мэтта.

– Ну, – сказал Байрон, – с чего сегодня начнем?

– Хороший вопрос. На который есть миллион возможных ответов.

– И как продвигается ремонт? – Асад полировал яблоки мягкой тряпочкой, которую сжимал темными длинными пальцами. Китти сидела на ящике возле холодильника, прихлебывая чай. – Насколько мне известно, мистер Маккарти бывает у вас чуть ли не каждый день.